Озноб — дрожь от ощущения холода при лихорадочном состоянии — от внешней стужи, при болезни. У чувствительных, ранимых людей озноб может появиться при сильном эмоциональном возбуждении, волнении или испуге.
Статуарная скульптура представляет стоящую женщину, охваченную внутренней дрожью. Тому красноречивое свидетельство — скрещенные руки, опущенная голова с ниспадающими прядями волос, выразительная постановка фигуры, неустойчивый контрапост которой напоминает нервное переминание с ноги на ногу. К этим структурно-композиционным характеристикам стоит добавить яркую образность пластики, лепки форм, когда тщательно моделированные детали, словно подчиняясь нарастающей дрожи, медленно изменяют качество поверхности. Гладкая фактура переходит в неровную — вибрирующую, дышащую, богатую светотеневыми эффектами, что особенно явно заметно в пластике рук: одна еще почти спокойна, другая — начинает все сильнее дрожать. Именно эта богатая фактурная игра является наиболее сильным фактором образно-эмоционального воздействия на зрителя, адекватно передающим состояние озноба. Так внешне спокойная, замкнутая в себе форма, все ритмические линии которой направлены вовнутрь, оказывается богатой внутренним движением, передающим необъяснимое волнение, возбужденное состояние персонажа. Эмоциональная взволнованность женщины выдает ее чувствительную натуру, а меланхолические ноты, рожденные ритмическим строем скульптуры, вызывают у зрителя внутренний отклик, чувство сопереживания.
Когда на улице холодно, можно согреться теплом дома, укрывшись за его уютными стенами, которые тебя сберегут, защитят своим дыханием. Но как быть, когда холодно и снаружи, и внутри? Чем заполнить эти щели-скважины, сквозь которые проползают стужа и мрак, вызывая озноб?
Иногда получается справиться самому, согревшись изнутри собственным теплом — силой добрых мыслей, великой силой Творчества и Искусства, Веры. Но самое долгожданное, целительное и всеобъемлющее тепло — это тепло души. Души любящего тебя человека.
Лейтмотив холода прослеживается во многих сказках и, как правило, имеет негативный оттенок. В одном ассоциативном ряду с ним — испытание, засыпание вечным сном, умирание. Холодно — значит неуютно, зябко, страшно. В славянской мифологии зима — время царствования Марены, божества Зимы и Смерти.
Вспомним русскую сказку «Морозко». Здесь ворчливая старуха решает сжить со свету свою падчерицу и велит бесхарактерному старику отвезти ее в лес, на трескучий мороз. Бедняжка сидит под елью, где ее пробирает озноб, сидит и горюет. Но на расспросы хитреца Морозко смиренно отвечает, что ей тепло, да и называет его ласково — Морозушко. Таким образом девушке удается растопить сердце лесного старика-Мороза, и силы природы в образе этого фольклорного персонажа приходят ей на помощь.
А вот и другая сказка — «Снежная королева». Ганс Христиан Андерсен создал отточенный образ пусть и прекрасной, но бездушной волшебницы, королевы в Ледяном дворце. Поцеловав в лоб Кая, мальчика с осколком зеркала в сердце, она заставляет его позабыть о любимом доме и сестре. Так холод проникает в его сердце, растопить которое удается любящей сестрице Герде — своими горячими слезами.
Обратимся к русской классической литературе. Здесь холод как стихия не только является инструментом создания пейзажа, но и выполняет психологическую функцию, либо оттеняя состояние героев, либо передавая динамику развития сюжета.
Например, в рассказе Ф.М. Достоевского «Мальчик у Христа на елке» главный герой гибнет от нестерпимого холода: его пальчики «уж не сгибаются и больно пошевелить». Стихия двойственно воздействует на героя: с одной стороны, она его губит, с другой — работает на благо, ведь теперь спасенный ребенок обрел счастливую жизнь рядом с Господом. Таким образом холод становится Путем, который человек проходит, чтобы обрести покой.
У Н.В. Гоголя в повести «Шинель» холод — метафора нищеты, неустроенности в жизни. Главный герой произведения по Башмачкин гибнет не только от холода, надувшего ему в горло жабу — его убивает холод бездушия, которым он был всю жизнь окружен. Мотив холода в данном случае переходит из физического в нравственное пространство.
Вспомним и роман М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы». В нем сюжетообразующий мотив холода помогает автору живописать образ дома-тюрьмы, в котором один за другим гибнут герои — люди, испытывающие душевный холод, опустошение.
Действие произведения разворачивается зимой, на фоне мертвенного пейзажа, а в сознании писателя зима как раз ассоциируется со смертью. Дом, в который холод проникает изо всех щелей, постепенно сковывая души людей, находится не над землей, а в ее недрах. И снова обратимся к мифологии: подземный мир — и есть царство мертвых.
Герои Салтыкова-Щедрина страдают так же, как и герои «Божественной комедии» Данте, погрузившего Иуду и Сатану в пояс вечного льда в великой «Божественной комедии». Они страдают точно так же, испытывая оцепенение и озноб.
А порой случается так, что озноб пробирает читателя от начертанных автором слов. Например, экзистенциальная повесть А. Камю «Посторонний» начинается с таких слов: «Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю». Лапидарность формулировки здесь работает как выразительное средство: становится действительно холодно и страшно.
По-разному обыгрывали тему холода поэты. Например, В. Ходасевич в своем стихотворении «Берлинское» рекомендует:
Что ж? От озноба и простуды
Горячий грог или коньяк.
Казалось бы, что может быть приземленнее?
Но в этом же стихотворении ниже читаем мистическое:
И, проникая в жизнь чужую,
Вдруг с отвращеньем узнаю
Отрубленную, неживую,
Ночную голову мою.
И снова налицо соседство озноба и смерти.
А Осип Мандельштам в своем нервно-восторженном стихотворении 1912 года удачно противопоставляет холод, молчание и смерть всепобеждающей Жизни:
Я вздрагиваю от холода —
Мне хочется онеметь!
А в небе танцует золото —
Приказывает мне петь.
Озноб и холод можно не только почувствовать и описать, но и изобразить. В распоряжении писателей имеются слова, художников — краски.
Базовым цветом для передачи холода, вернее, его негативного аспекта, обычно является грязно-голубой, переходящий в серый. Как, например, на картине «Беспризорный» Ф.С. Богородского, что в Государственном Русском музее. Здесь ощущение обездоленности, озноба души, передано не только цветом, но и глубоко печальным выражением лица нищего, на котором выделяется глубокая межбровная складка — словно борозда, оставленная несправедливой к нему жизнью.
В тех же тонах выполнено полотно Л.П. Зусмана «Городской пейзаж с мостом». Ощущение холода, пустоты, опустошенности вызывают не только тяжелое небо в густом сером цвете, но и тот факт, что город абсолютно пуст.
А вот работа художника Л.Т. Чупятова «Сон» написана другими красками — здесь доминируют другие цвета, желтый и бирюзовый. Так почему же снова — мурашки по коже и леденящий страх? В данном случае на создание пугающего образа работают ломаные хаотичные линии. Прием иной, а переданные зрителю ощущения те же.
Любопытны работы сюрреалистов и мастеров соц-арта. Они порой вызывают ощущение холода и страха, шокируя зрителя откровенностью или абсурдностью изображенного. Мороз по коже — от выражения землистого лица главного персонажа картины Сальвадора Дали «Акробат» или от сюрреалистического «Города ящиков», от «Бестиария» или «Портрета Кутузова с Наполеоном на плече» Д. Пригова. Словом, на создание леденящей атмосферы работают не только цвет, но и форма, и композиция.
Язык кино — международный язык, понятный без перевода. И в мировом кинематографе есть яркие примеры того, как удачно авторам удалось передать зрителю ощущение холода без слов.
В авторском кино хочется выделить Романа Полански — польско-французского режиссера, мастера провокации и «игры на нервах». Его «Горькая луна» — яркая иллюстрация того, как можно виртуозно передать разрушительную страсть, заставляя зрителей холодеть от ужаса.
Широкие панорамные планы, которые часто встречаются в скандинавском кинематографе, блестяще передают ощущение холода. Конечно, здесь на помощь режиссерам и операторам приходит сама природа. Пустынные пейзажи, пессимистичные оттенки вкупе с медлительным действием — ленты режиссеров северной Европы кажутся замороженными, застывшими во времени. Самые яркие примеры — работы «Бараны» Гримура Хаконарсона и «Ной — белая ворона» Дагюра Каури.
Любопытно рассмотреть холод еще с одной стороны, а именно — тему охлаждения отношений. Уходящая любовь похожа на медленное умирание, болезненное оцепенение. Тщетны попытки ее удержать, если душу уже сковал озноб.
Эта тема блестяще раскрыта в ленте «Прага» Оле Кристиана Мадсена. Перед нами на фоне негостеприимной, будто застывшей во времени и такой чужой героям Праги, разворачивается печальная история постепенного разрыва отношений семейной пары. Он по-прежнему любит, она охладела и нашла другого. И снова рука об руку с холодом проходит тема смерти: супруги приезжают в город, чтобы проводить в последний путь покойного родителя главного героя в исполнении Мадса Миккельсена. Прощаясь с отцом, они прощаются и друг с другом. И от этого озноба исцелить душу способна только новая Любовь…